– Понимаете, Мария Николаевна, – начал он осторожно, – действительно Вы серьезно больны и нуждаетесь в лечении….
– Я же говорила этим Айболитам, – нелестно отозвалась она о местных эскулапах, – а они мне – старость, старость…. Какая старость? Мне в следующем году только семьдесят шесть будет. Если бы там, например, семьдесят восемь или восемьдесят лет мне было, тогда другой разговор.
– Видите ли, в чем дело, – прервал Жаков гневный монолог условно тяжелобольной, – лечение вашего недуга требует применения весьма дорогостоящих импортных препаратов, которые очень сложно приобрести. В аптеках их нет, а….
– Сколько? – деловито перебила бабка Вильяма, доверительно заглядывая ему в глаза.
– Чего сколько? – не понял тот.
– Сколько стоит лекарство? Достать его, сколько стоит? Вообще, сколько все это стоит, чтобы начать лечиться?
– Не знаю…. Дорого.
– Дорого – это не цена, а прощупывание клиента на предмет наличия у него монет. Ты не сомневайся, деньжата у меня есть. Озвучь цифру.
– Ну, я не знаю, – растерялся припертый к стенке Жаков. – У разных производителей цены на препараты разные.
– Ты, сынок, не сомневайся, – голос старухи стал вкрадчивый, – никто не узнает, что ты мне продал лекарство. Разговор между нами. Завтра я приду, а ты мне назовешь цену, лады?
Жаков автоматически кивнул, провожая глазами, выходящую за дверь старуху. Он ожидал всего чего угодно, но только не подобного поворота событий. Старуху, закаленную жизненными невзгодами, трудно чем-то удивить. Следовательно, цена на лекарство должна быть заоблачной. Расчет Жаков строил на том, что услышав невероятную цифру, бабка откажется от лечения, вопрос замнется сам по себе и посещения больницы надоедливой пациенткой прекратятся. Ход беспроигрышный. Однако, бабулька оказалась не из простых и расходы поддержание остатков здоровья в хилом теле ее, по-видимому, не пугали.
«Ну, что ж, – разозлился Жаков, – назову сумму, от которой тебя скрючит».
Он вспомнил как один из его знакомых доставал лекарство тяжело больной матери. Занимал деньги, где и у кого только мог, поскольку названная цена для среднестатистического советского человека была неподъемной. На следующий день бабка перехватила его в коридоре и многозначительно подмигнув, повторила вчерашний вопрос. Жаков, ухмыляясь в душе, назвал сумму. Услышав космическую цифру, бабка крякнула, но тут же извлекла из кармана носовой платок и развернула его. В платке лежали аккуратно свернутые сторублевки. Бабка отсчитала нужное количество купюр и сверх того положила еще двадцатку.
– Это тебе за беспокойство, – сказала она. – Когда будет?
– Через три дня, – выдохнул ошалевший от вида крупной суммы Вильям.
– Хорошо, – не добавив ни слова, старуха развернулась и засеменила в сторону выхода.
Весь день Вильям ходил как в тумане. Произошедшее с ним казалось сном, навязчивым бредом. Но, в очередной раз, нащупав в правом боковом кармане шуршащие купюры, вынужден был осознавать реальность происходящего. Первым порывом было вернуть деньги их владелице, ссылаясь на сложности с доставкой препарата. Мол, требовалось длительное время. А там, пока то, да се, практика закончится, и он навсегда покинет эти места. Вопрос снимется сам по себе. Но, хорошенько поразмыслив, пришел к убеждению, что предстоящее расставание с деньгами его печалит и весьма чувствительно огорчает. Надо было что-то придумать, измыслить нестандартный ход, чтобы и бабка была довольна, и он остался при деньгах, в которых, к слову сказать, испытывал крайнюю нужду. После долгих, мучительных раздумий Вильям придумал выход, устраивающий все высокие договаривающиеся стороны. Как-то, попав на склад больницы, Жаков обратил внимание на большое количество упаковок от различных лекарств, в том числе и импортных. Предусмотрительная сестра хозяйка хранила их в качестве вещественных доказательств правильности списания медикаментов. Отдел районного здравоохранения всегда интересовал вопрос, действительно ли лекарства израсходованы по назначению или нет. Идея родилась сама по себе. Он взял со склада несколько упаковок, а также вощеных бумажек в которые, как правило, фасовались порошки, и приобрел в местном магазине канцтоваров разноцветные мелки. Растертый на терке мел он расфасовал в вощеные бумажки, набил ими упаковки, придав препарату товарный вид. Рассуждения молодого афериста сводились к тому, что мел, конечно, не вылечит бабку от недугов, но и вреда не причинит – это точно. Так что с основным лейтмотивом врачебной этики, сводящимся к двум коротким словам «не вреди» не возникало серьезных противоречий. В оговоренное время Жаков передал старушке упаковку, сопроводив процедуру подробнейшими разъяснениями, касающимися правил приема и дозировки препарата. Если у старухи и были какие-то сомнения в отношении Вильяма, то они тут же рассеялись. Особенно настойчиво он внушал ей, что распространяться по поводу дефицитного лекарства не стоит, поскольку хлопот потом не оберёшься. Бабка не появлялась неделю, ровно столько, сколько продолжался курс лечения. Жаков, ожидавший крупного скандала, уже на следующий день стал успокаиваться. Но вот он снова увидел ее в своем кабинете и не узнал – спина выпрямлена, глаза сверкают, на щеках проступил бледный старческий румянец.
– Вас не узнать, – осторожно начал он разговор, – прямо двадцать лет сбросили.
– Все благодаря тебе, сынок. А эти, – злобно обвела взором больничные стены, имея в виду местных малоквалифицированных докторов, – совсем бы залечили.
Она покопалась в кармане и извлекла на свет уже виденный им носовой платок, долго с ним возилась и, наконец, и на стол легли купюры знакомого достоинства.
– Организуй еще упаковочку, сынок. Очень уж мне это лекарство помогло. Прямо как на свет народилась.
– Его так часто принимать не рекомендуется, – возразил Жаков, подвигая купюры назад к старухе. Через месяц, два может….
– А я и буду принимать тогда, когда ты скажешь. А то вдруг – или тебя не будет, или лекарства достать не получиться, – быстро затараторила излечившаяся пациентка, возвращая купюры на прежнее место.
– Придете через неделю, – согласился Жаков, пряча деньги в карман. – Но запомните, принимать нужно только через два месяца, не раньше. По той же схеме.
– Я поняла, поняла, – закивала старуха. – Тут, понимаешь, вот какое дело вышло, – неуверенно начала она, – кума моя….
– Что кума? – насторожился Жаков.
– Болеет она, кума моя. Помог бы ты ей тоже здоровье поправить….
– Мы же договаривались, – вскипел Вильям, – не говорить никому, ни одной живой душе….
– Так тоже кума! Она мне ближе самого родного человека, – принялась скулить старуха.
– Я же не знаю, чем она больна. Вдруг ей этот препарат не поможет….
– А ты посмотри ее. Не бесплатно, конечно. Понимаем, к какому специалисту обращаемся.
– Ладно, давай куму, – видя, что спорить бесполезно согласился Жаков. – Только смотри, чтобы больше никому, ни-ни.
– Сохрани Господь, – перекрестилась старуха, быстро покидая кабинет.
За время прохождения практики, с легкой руки Марии Николаевны он облагодетельствовал двенадцать человек местных стариков, и все остались довольны эффектом от лечения. Популярность Жакова росла день ото дня, что пугало его до бескрайности. Он панически боялся, что в ОБХСС или прокуратуру просочатся сведения о его не совсем законной деятельности, и кто знает, чем может закончиться так удачно начавшаяся врачебная практика. Но все обошлось.
По окончании института Жакову посчастливилось поступить в аспирантуру. Его научным руководителем у стал один из крупнейших психоневрологов области профессор Лебедев. После окончания аспирантуры и получения ученой степени кандидата медицинских наук, он более десяти лет работал в областном психоневрологическом диспансере. Когда вместе с крахом Советского Союза развалилась и медицина, стал работать самостоятельно, поскольку образование и ученая степень позволяли без каких-либо затруднений получить лицензию на право занятия медицинской практикой. Недостатка в клиентуре Жаков не испытывал. Жизнь бизнесменов и политиков, чтобы там не говорили, была не сладкой. Кого-то теснили они, кто-то теснил их. Не у всех нервная система выдерживала беспрерывный эмоциональный прессинг. Вот они-то, чаще всего и становились пациентами Вильяма Давыдовича. Позже присоединились их жены, дети, родственники, поскольку лечиться у Жакова стало престижным и модным. Если бы не молодая супруга, денег бы хватало с лихвой. А так….
Жаков обосновался в здании администрации рынка. Здесь же он поместил аппаратуру и приспособления, необходимые для работы. Действовать необходимо было в двух направлениях. Экстрасенс предполагал установить источник мощного биополя, которым, по всей видимости, обладал Бес. Свой потенциал он успешно использовал, выходя на очередную охоту. По-другому и быть не могло. Только воздействие мощного биополя на человеческий мозг позволяет подавить его волю и навязать необходимую манеру поведения. Биополе человека это совокупное вибрационное излучение тела, сформированное инфразвуками. Отсюда возникло название «биополе». Чем шире спектр вибраций с высокой амплитудой, тем сильнее биополе. Сила его определяется способностью одного человека «подавлять» другого. Во время вибрационного подавления внутренние низкочастотные ритмы одного человека перенастраиваются на ритмы другого человека с более сильной амплитудой. Если Бес действительно обладал экстрасенсорными способностями, установить его местонахождение не представляло больших трудностей.
